Памятная встреча
Печататься я начал поздно, а первую книгу помог мне издать поэт Геннадий Панов. Он же меня познакомил и с писателями края, среди которых особо выделялся Леонид Мерзликин. У «короля поэтов» с начинающим писателем было мало общего,- и, тем не менее, однажды нас свёл необычный случай.
В начале девяностых неожиданно ушёл из жизни Геннадий Панов, а я тогда жил в Ребрихинском районе, где он и был похоронен. На другой год в день его рождения я обратился в районную администрацию с просьбой провести День памяти поэта-земляка. И, конечно же, ссылаясь на отсутствие денег, в помощи было отказано. Пришлось обратиться к руководителям хозяйств и фермерам. На собранные деньги удалось облагородить могилу поэта, установить ему памятную плиту, пригласить писателей края и достойно провести первые Пановские чтения.
Школьники читали его стихи и пели песни на его слова, земляки читали свои стихи, выступили писатели Алтая. Кто-то прочитал стихотворение Леонида Мерзликина, где были такие пронзительные слова:
Будут травы качаться и снова
Будут птицы звенеть над рекой.
Только нет уже Гены Панова.
Кто ещё нам помашет рукой?
А через два года Леонид Мерзликин приехал на Пановские чтения вместе с поэтами Владимиром Казаковым, Игорем Пантюховым и Владиславом Козодоевым. Была организована встреча с читателями райцентра, а потом до полуночи мы сидели в гостинице в номере Леонида Семёновича, спорили, читали стихи.
На другой день в Доме культуры села Панове было театрализованное представление, посвящённое памяти поэта-земляка. Писатели по очереди поднимались на сцену и выступали.
В зале я сидел рядом с Леонидом Семёновичем и очень удивился, что признанный поэт, имеющий всероссийскую известность и серьёзные литературные награды, так волнуется. Спросил его об этом, на что он ответил: «Опубликовать стихи в журнале или книге, — это одно, а когда ты остаёшься один на один с залом, — это совсем другое. Ведь всё читаешь по памяти, но самое главное — как тебя примут те, для кого ты пишешь. Это важно».
Его приняли хорошо, просили читать ещё и ещё. А его стихи были особенные. Он читал о самом сокровенном, выстраданном, читал простым, образным языком, причём рифма были не вымученная, а обыденная. Он как будто разговаривал с залом, но только стихами.
Потом все поехали на кладбище, долго стояли у могилы Геннадия Петровича, каждый мысленно вспоминал доброго человека и преданного товарища по жизни. Когда уже все пошли к автобусу, только Леонид Семёнович всё ещё стоял у мраморной плиты, с которой на него смотрел Геннадий Петрович. У них по жизни было очень много общего. Он как бы прощался с другом и хотел побыть с ним наедине.
Об этом мы догадались позже, когда через четыре месяца Леонида Семёновича не стало. В тот приезд он уже был серьёзно болен и приезжал к другу, чтобы проститься. У меня в памяти до сих пор звучит его голос, когда он читал притихшему залу:
И звезда пролетит и сорвётся,
И сгорит, в мирозданье шурша,
И роса на купавы прольётся.
И душе отзовётся душа.
Комментарии