Стирается обувь, стирается память,
Пред вечным покоем стирается страх,
И люди уходят в безбрежную замять,
И звёзды сгорают в кромешных мирах.
И я, как туман, откачаюсь — и нету.
И в том я не вижу вселенской беды…
Ах, вы не губите мне реченьку эту,
Где ветлы, песок да сорочьи следы!
А кто её губит? Не знаю, не знаю.
Наверное, сам, потому что забыл,
Забыл, как она разливается к маю,
Как поит губастых сельповских кобыл.
Давно я тут не был. Совсем обмелела.
Ни омутов тёмных, ни лодок впритык.
Ступаю по вязкому дну неумело,
Рискуя бултыхнуться в воду. Отвык.
Ах, реченька-речка, моя лопотунья!
Вдали от тебя, от твоих берегов
Строчил я конспекты, а ты в полнолунья
В себе отражала шеломы стогов.
Бежала ко мне, на ветрах леденела,
А я во все зубья историю грыз –
Вникал, как от крови волна багрянела,
Как трупы чурбашками плыли на низ,
Как в древних песках города погибали
И реки терялись. Седые пески
Свистели, вздымаясь, и всё погребали.
Пустыня… Безмолвное царство тоски…
Стирается обувь, стирается память,
Пред вечным покоем стирается страх.
Теряются люди, ушедшие в замять,
Теряются звёзды в кромешных мирах.
Ах, речка моя — голубые разводы.
Нет, ты не потеряна в сердце моём!
Неси, как несла эти чистые воды
Туда, за мосты, за лесной окоём.
Пускай для меня ты теперь мелковата,
Моя путеводная с детства река,
Мне только глоток, как глоток для солдата,
Что ранен смертельно. Мне хватит глотка.
Комментарии