Светлый человек с добрыми глазами
Поэты умирают рано. У них сама жизнь, как стихи: вроде и коротко до крайности, а впрессовано столько, что… На войне год — за три. В поэзии строчка — полжизни.
Ничего от сердца не отлипло,
К пальцам не прилипло ничего.
Леонид Мерзликин был яркий, заметный человек, вполовину — ничего, всё — по полной мерке, и людей любил таких же:
Как-то раз, осовев от окурков,
За столом мне признался свояк:
— Нет у нас на селе полудурков,
Если есть, то уж полный дурак…
Ирония его не была обидной — он любил всех. Он был светлый человек. И таковы его стихи, все сотканные из тонких паутинок чувств, из мимолетных улыбок, щемящих памяток и до слёз тревожащих бликов прошлого.
А всего-то короткий смешок
И упавшего стук сапожка,
А всего-то легчайший пушок
На зардевшейся мочке ушка…
От великого до смешного, говорят, один шаг. У поэтов — один пробел:
И проносятся спутники в небе,
И несметные звёзды кишат,
И на тумбочке — слышишь? — на хлебе
Тараканы ушами шуршат.
А когда началась борьба с пьянством, Мерзликин в каком-то районе края увидел впервые талон на «ликёро-водочные изделия», снабжённый, как сигареты, угрозою Минздрава, предостережением «Водка разума лишает!», и мгновенно среагировал: «Но грамм триста — не мешает!»…
Умирал поэт тяжело. Рак желудка. Еще в июне внешне Леонид Семенович выглядел больным — 5 сентября его не стало. В последнюю ночь он повторял: «Как мне больно»… Умер на рассвете.
И опустили гроб в провал,
Туда, к таким же на погосте…
Ты от земли так много брал,
А оставляешь только кости.
Ты не придумал мер благих
Замедлить жизни скоротечность.
И у тебя, и у других
Зато теперь такая вечность!…
Это — не кто-то о Мерзликине. Это он сам написал.
(Из газеты «Свободный курс», 5 сентября 1996 г.)
Комментарии