«До кровинки здешний человек…»

…Ехали мы как-то в поезде, случайные попутчики. Ну и разговори­лись: кто, откуда? В порядке дорожной вежливости я отрекомендовал­ся, мол, так и так, с Алтая.

— О! — воскликнул рядом сидящий. — У вас же на Алтае замечательный поэт Леонид Мерзликин!

— Да, — согласился я, немного удивлённый и в то же время обрадованный, — есть такой.

И мой сосед заговорил о Леониде Мерзликине, о его земной, про­никновенной поэзии. Я слушал и ловил себя на мысли: повезло поэту, имя которого ассоциируется с его родиной. А ведь здорово! Алтай и Мерзликин!

Не принижая других литераторов края, теперь уже можно с уверен­ностью говорить о том, что именно в творчестве Леонида Мерзликина с
наибольшей яркостью отразилась глубинно-народная, взлелеянная на си­бирской почве поэтическая традиция. Он перенял не только отечествен­ный, отточенный веками язык россиян, не только интонации говора зем­ляков и разнообразие приёмов народного искусства, но и сами духовно-
нравственные основы бытия, что дало ему законное право заявить миру
многократно цитируемые строки: кровинки здешний человек».

И родился-то Мерзликин в символически памятном на Алтае ме­сте — в селе Белоярском, откуда хорошо виден за лугами и Обью Бар­наул. Здесь в начале восемнадцатого века была сооружена Белоярская крепость, положившая начало официальному утверждению русских на этой земле, ставшей с тех пор нашей малой родиной. Здесь в обра­зовавшейся вокруг крепости Белоярской слободе была построена пер­вая на Алтае православная церковь, сюда ездили молиться, креститься и венчаться первые жители будущего Барнаула. На память приходят мерзликинские строки:

Ворота ветром распахнуло,

И петли ржавые скрипят,

А по лугам до Барнаула

Кусты ветловые шумят.

Я понимаю, понимаю:

И им не вечно зеленеть,

Но где-то сердцем принимаю

Я эту истину на треть.

Мне так охота, так охота

Поверить в то, что никогда

Не отскрипят мои ворота,

Не упадёт моя звезда.

 

Творческая зрелость пришла к Леониду Мерзликину ещё во время учебы в Москве в Литературном институте. Здесь он обрёл свою сти­хию, был признан профессиональным поэтом, здесь им была подготов­лена и вышла в свет первая поэтическая книга «Купава». Используя до­христианское русское имя Купава для названия поэмы и книги, он как бы присягнул на верность национальным и сибирским истокам своего творчества. Ведь купава, купальница, огонёк — это ещё и излюбленный на Алтае цветок.

После окончания Литературного института Леонид Мерзликин про­должает интенсивно работать. Об этом свидетельствуют книги: «Россия (1965), Таисья (1967), «Лада» (1970), «Ивушка» (1973), «Проталин­ка» (1973), «Снежное утро» (1973), «Поэмы» (1977), «Облепиха-ягода» (1978), «Стихи и поэмы» (1987), «Заря пылает» (1990).

Лирические поэмы «Купава», «Таисья» и другие чередуются с исто­рическими. С их публикацией стало ясно — у поэта свой взгляд на историю родины, и время показало, что он более проницателен, чем у штатных историков.

Как возмущало их его заявление в стихотворении «Россия»: «Я не знаю Россию…» А сегодня мы видим, как разного рода русисты и со­ветологи в растерянности вопрошают: «Что же это за страна? Куда не­сешься ты?»

Леонид Мерзликин — истинно народный поэт. Его творчество печа­лит и радует, смешит и возвышает, заставляет задуматься над бренно­стью бытия. Те, кто хорошо знаком с творчеством поэта, с ним лично, не сомневаются в том, что его мироощущению ближе всего строки из стихотворения «Провода»: «И в дождь, и в снег всегда обнажены, и день и ночь всегда под напряженьем…

(Из газеты «Алтайская правда», 20 мая 1995г.)

Комментарии

Добавить комментарий