Мои воспоминания о муже
«Первая встреча…»
У меня навсегда останется в памяти первая встреча с Леонидом. Она произошла в конце августа 1963 года. Обычно в это время проходили учительские конференции. В августе 1963 года она проходила не в районном центре, селе Новичиха, а в Поспелихе (в то время в стране шёл процесс укрупнения районов). После пленарной части нам, учителям, объявили, что можно идти на обед, а после обеда состоится выступление московских студентов: Леонида Мерзликина, студента Литинститута имени А.М. Горького, и Владимира Есипова, студента МГУ. Почему они оказались в Поспелихе? У студентов ещё были летние каникулы, они ездили по районам края с выступлениями, чтобы заработать денег на проезд в Москву и на некоторое время на проживание.
После обеда мы с девочками-учительницами (нас было трое) возвращались из столовой в кинотеатр «Космос», где проходила конференция. Не доходя до кинотеатра нам встретился симпатичный паренёк в клетчатой рубашке (см. фотографию на титульном листе сборника стихов «Купава»). Он остановил нас и сказал: «Девушки, вы, наверное, идёте на учительскую конференцию?» Потом, почему-то обращаясь ко мне, спросил, можно ли взять у меня интервью. Я растерялась, но мои спутницы меня подбодрили и поддержали разговор. Он попросил меня пройти с ним в редакцию районной газеты, которая находилась неподалёку от кинотеатра. Редактором в то время был Вахрушев, инициалы не помню. Интервью, разумеется, не было. Как мне сказал потом Леонид, это был предлог для знакомства. Потом мы с ним пошли в «Космос», и он по дороге попросил меня сесть в зале в первом ряду. Я и мои спутницы выполнили его просьбу.
Первым выступал Володя Есипов. Он немного рассказал про учёбу в МГУ (учился на факультете журналистики, писал стихи), почитал свои стихи. Вторым выступал Леонид. Прекрасные стихи, великолепное чтение, непринуждённая манера держаться… Одним словом, сразил меня сразу же. Им преподнесли цветы, поблагодарили за выступление.
После выступления Леонид подошёл ко мне и пригласил погулять в скверике рядом с «Космосом». По дороге он пытался отдать мне вручённые ему цветы. Я отказалась их принять, сказав, что они предназначены ему. Навстречу нам шла по дороге старенькая женщина. Леонид сказал мне: «Тамар, давай мы подарим цветы этой женщине, ей, наверное, уже давно не дарили цветы». Когда мы поравнялись с ней, Леонид подошёл к ней, ласково обняв её за талию, и подарил ей цветы. Для женщины этот жест, конечно, был неожиданным. Она поцеловала его в щёчку и сказала: «Сыночек, какой же ты добрый, дай Бог тебе благополучия!»
Эта сцена меня растрогала окончательно. Потом я его проводила на поезд, так как ему надо было ехать домой в Новоалтайск. Он записал в записной книжке мой адрес (я родом из с. Долгово Новичихинского района).
Честно говоря, я не надеялась получить от него письмо: мол, случайная хорошая встреча — вот и всё. Но письмо я всё-таки получила, правда далеко не вскоре после нашей встречи, в ноябре 1963 года. В письме Леонид писал, что была преддипломная практика в г. Курске, был очень занят. А в феврале 1964 года я была на занятиях в школе (работала в с. Мельниково Новичихинского района). Шёл урок, когда в кабинет постучали. Я вышла в коридор. Директор школы Шубин Александр Сергеевич говорит: «Вам звонок из Москвы, пройдите к телефону» (тогда село не было телефонизировано, потому звонок был в школу). Звонил Леонид и просил разрешения приехать в гости, у студентов в это время были каникулы. Я дала согласие на его приезд, хотя сама жила на квартире, но опять же усомнилась, что этот приезд будет. Но он приехал. Всё произошло спонтанно…
Он погостил два дня, и мы расписались в сельском совете.
И не играли музыканты,
И не стучали каблуки,
Смеялась бабка: «Фатеранты!
Бегом, а всё же по-людски!»
Это строчки из стихотворения «На русской печке да под вьюгу» из сборника «Просека». Это о нас.
Меня часто спрашивают, есть ли у Леонида стихи, посвящённые мне. Да, есть, в сборнике «Россия» — два стихотворения: «По дороге комья…» и «Сифонит ветер…»
«Последняя встреча…»
Я до сих пор со слезами читаю предсмертные строчки Леонида:
Скоро
Одной могилой будет больше на Алтае,
Одним поэтом станет меньше не Руси…
Леонида положили в больницу в июле 1995 года. Диагноз ошеломил всех, кто его знал, — рак. Он держался в больнице молодцом, я ни разу не слышала от него стонов. Часто спрашивал у меня: «Тамара, когда же будут меня оперировать?» Когда я в очередной раз пришла к нему в больницу в сентябре, это был понедельник, Леонид взял меня за руку, крепко (насколько мог) сжал и попросил не уходить домой ночевать: «Останься сегодня ночевать со мной в больнице, а то я боюсь, что не справлюсь…» и замолчал. Врачи разрешили мне остаться, в палате была пустая койка.
Долго молчал, не выпуская моей руки, потом повернул голову к стене, произнёс свои предсмертные строчки. Я осталась, сказав ему: «Я только выйду ненадолго, Лёня». Он кивнул головой. Когда вышла из палаты, дала рёву. Меня чем-то напоили, успокоили. А в ночь с понедельника на вторник в 5 часов утра его не стало.
Хоронили его 5 сентября. Стоял изумительно тёплый осенний день. Похоронили его на Белоярском кладбище, как он просил, когда был жив. Там же захоронены его мать, отец, сестра, брат. А я в какой уж раз читаю стихотворение «Осень», где есть такие строчки:
Есть что-то в осени шумящей
И остужающей виски,
От той тоски, от той щемящей,
Но неосознанной тоски…
Леонид любил осень, наверное, потому, что ему осенью всегда хорошо и много писалось.
Комментарии